Колдовство в средние века. Женщина и колдовство в средние века

Арон Яковлевич Гуревич (1924-2006) — советский и российский историк-медиевист, культуролог, литературовед. Доктор исторических наук (1962), профессор (1963). Лауреат Государственной премии Российской Федерации в области науки (1993). Ниже размещен текст статьи А.Я. Гуревича "Ведьма" из книги: Словарь средневековой культуры / Под ред. А.Я.Гуревича. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003.

ВЕДЬМА

Как и во многих других традиционных обществах, вера в существование ведьм в средневековой Европе была неотъемлемым компонентом народной культуры. Люди верили в то, что существуют женщины и мужчины, обладающие магической способностью совершать действия, которые могут причинить вред окружающим; вызвать смерть или болезнь, нанести ущерб посевам, скоту и имуществу. Подобные поверья были распространены в Европе как в языческие, так и в христианские времена. Древние германцы и скандинавы видели в некоторых женщинах прорицательниц и провидиц, обладающих сверхъестественной силой. Их остерегались и вместе с тем нередко прибегали к их помощи. Однако содействие колдуньи считалось предосудительным. Герой одной саги получает совет обратиться к колдунье для того, чтобы преуспеть в своем деле; отвергая этот совет, он заявляет: «Я не хочу, чтобы будущая сага обо мне была испорчена».

Тем не менее, если верить памятникам древнескандинавской литературы, к магии прибегали и знатные люди, и скальды, и простолюдины. Христианское духовенство учило, что единственный источник сверхъестественных явлений — Бог, и лишь на его милость и вмешательство могут рассчитывать верующие. Чудо было оправдано лишь в той мере, в какой его творили святые, ибо они действовали, повинуясь воле божьей. Веру же в ведьм и эффективность их колдовства церковь раннего средневековья истолковывала как дьявольское внушение (Canon episcopi, X в., в XII в. включенный в «Декрет Грациана»). Тем не менее поверья, связанные с ведьмами (striga, Holda, Diana), упорно сохранялись в народе. Люди верили в то, что ведьмы способны принимать облик животных и других существ, летать по ночам и собираться в определенных местах на свои колдовские сборища.

К.Гинзбург полагает, что в основе рассказов о ведьмах, их ночных полетах и шабашах лежала древняя мифология, в которой культ мертвых объединялся с культом плодородия; ученый находит указания на пережитки этих поверий по всей Европе и связывает их с палеоазиатскими истоками, в частности с шаманизмом. Эти мифы владели сознанием части сельского населения. Напротив, М. Меррей (вслед за Дж. Фрезером), доверяя признаниям, исторгнутым судьями у обвиненных в колдовстве женщин, отстаивала тезис о реальности тайных союзов, в которые якобы объединялись ведьмы, поклонявшиеся «рогатому богу»; эта точка зрения отвергнута современной наукой. Не пользуется ныне поддержкой и идея Ж. Мишле о том, что ведьма была живым воплощением протеста средневековых женщин против тирании мужчин.

Знахарство, связанное с магическим использованием сил и явлений природы, было существенной и неотъемлемой стороной жизни аграрного общества. Между доброй знахаркой, способной лечить травами и другими снадобьями, заклинаниями и заговорами, и злой колдуньей, которая могла накликать несчастье и «навести порчу», не было четкой разграничительной линии, и первая легко могла быть превращена в сознании окружающих во вторую. Наряду с верой в существование ведьм, способных причинять вред, имела хождение вера в добрых колдуний и колдунов, которые время от времени вступают в борьбу со злокозненными ведьмами, защищая урожай, здоровье и имущество людей. Таковы, например, фриульские benandanti (букв, «благоидущие»), попавшие в кон. XVI — нач. XVII вв. в поле зрения инквизиции.

На протяжении всего средневековья церковь стремилась противодействовать языческим «суевериям», которые выражались в магических действиях и формулах и, с ее точки зрения, противопоставляли волю отдельного человека божественному провидению. Тем не менее в раннее средневековье духовенство, осуждая подобную практику, отрицало существование ведьм и выступало против тех крестьян, которые время от времени устраивали над ними расправы. Обрисованная выше картина в основных своих чертах едва ли содержит нечто свойственное одному лишь средневековому Западу. Сходные феномены изучены этнологами и на неевропейском материале. Однако в определенный исторический период положение коренным образом изменилось, и Европа стала ареной, на которой развернулась не имеющая себе параллелей охота на ведьм.

В XIII в. отношение теологов к вере в ведьм переживает решительный перелом. Теперь духовенство признает реальность ведьм, приписывая им способность творить злые дела и колдовство (maleficia). Эти деяния производятся ведьмами, согласно учению церкви, не их собственными силами, но в результате их союза с дьяволом. Они заключают с ним договор, обязуясь выполнять все его приказания и вступая с ним в половую связь. Дьявол присутствует на шабашах - тайных сборищах ведьм, где творятся всяческие бесчинства. Возглавляемые дьяволом ведьмы образуют, в глазах духовенства, своего рода «антицерковь», обряды которой представляют собой церковные ритуалы, вывернутые наизнанку. Участницы этой «антицеркви» якобы предаются беспутству и совершают человеческие жертвоприношения, изготовляя из плоти убитых ими младенцев магические снадобья, необходимые для колдовства.

Народная вера в существование ведьм, получившая отныне поддержку церкви, соединилась с демонологическим учением богословов, и в результате этого симбиоза возникла та мрачная идеология, которая в конце средневековья послужила обоснованием широких и длительных преследований т. н. ведьм. Весьма симптоматично, что демономания и охота на ведьм распространились не в «темное» раннее средневековье, а в конце средневековой эпохи. Они достигают наибольшего размaxa в XVI—XVII вв., т.е. во времена Возрождения и Реформации. Именно в этот период в теологическом учении, проповеди и в общественном сознании возрастает роль дьявола; это время отмечено резким усилением всяческих коллективных фобий, в частности страха перед концом света, приходом Антихриста и Страшным судом. В качестве «козлов отпущения», на которых христиане перекладывали бремя собственной греховности и вины перед Богом, выступали еретики, иудеи и ведьмы.

Обвинения женщин (а иногда и мужчин) в колдовстве и в сношениях с дьяволом во многом повторяли те обвинения, которые в предшествующий период предъявлялись приверженцам еретических сект. Но если число сектантов и евреев было ограничено, то обвинения в колдовстве могли быть предъявлены кому угодно. Отправляя на костер ведьм, коллективы христиан как бы освобождались на время от психологической напряженности. Сожжения ведьм происходили на городской площади, при большом стечении народа, после чего для судей и других участников расправы устраивался торжественный пир (за счет имущества, конфискованного у жертвы или, если его недоставало, за счет общины): христиане одержали новую победу над дьяволом!

Гонения против ведьм, начавшись в альпийских районах, затем охватили значительную часть Европы. Источником преследования ведьм нередко были обвинения соседей, якобы пострадавших от злокозненных действий женщин, подозреваемых в колдовстве. Однако судей интересовали не столько эти деяния, сколько то, не находилась ли обвиняемая в союзе с дьяволом, и именно эти вопросы оказывались в центре внимания трибунала. Для получения соответствующего признания применялись самые жестокие пытки. Нередко предполагаемых ведьм подвергали испытанию водой: в нее бросали связанную по рукам и ногам женщину, и если вода, чистая стихия, выталкивала жертву, то это служило доказательством ее вины. Другое испытание заключалось во взвешивании обвиняемой: поскольку верили в полеты ведьм, то предполагалось, что они весят меньше обычного.

Применялось также «испытание слезами»: подозреваемой зачитывали отрывок из Библии, и если она при этом не проливала слез, то ее связь с дьяволом считалась доказанной. Обоснование необходимости применения жесточайших пыток судьи видели в том, что в ведьму якобы вселилась нечистая сила, которая препятствует обвиняемой признаться в своих maleficia; воздействуя пыткой на ее тело, судьи, как они были уверены, боролись за спасение ее души. Новым уголовным законодательством, введенным в ряде стран Европы в XVI в., колдовство было отнесено к категории «исключительных преступлений» (crimen exceptum), что окончательно развязало руки судьям. В большинстве случаев пытки приводили в конце концов к «признанию» женщины в связи с дьяволом, после чего выносился приговор, обрекавший несчастную на сожжение на костре.

Признание обвиняемой в том, что она ведьма, было обязательным условием для вынесения приговора. В деревнях и городах появлялись самозванные «специалисты», утверждавшие, будто могут безошибочно распознать ведьму по внешнему виду. Считалось, что на теле ведьмы дьявол оставил свою «печать» в виде родимого пятна или точки, невосприимчивой к боли. На теле подозреваемой ведьмы выбривали все волосы и кололи его иглами с целью обнаружить подобные точки. С особым упорством судьи допытывались у обвиняемой, кто, кроме нее, посещал шабаши, после чего оговоренные ею лица в свою очередь подвергались аресту и пыткам, и таким образом возникала «цепная реакция», преследования ширились, охватывая вся большее число жертв.

Ужесточению гонений на ведьм способствовали сочинения некоторых инквизиторов и богословов XV в. (в частности трактат доминиканского теолога Иоганнеса Нидера, 1437 г.), но в особенности папская булла Summis desiderantes (1484 г.) и трактат «Молот ведьм» (Malleus maleficanim) доминиканцев Инститориса (Кремера) и Шпренгера (1486/87 гг.). «Молот ведьм» основывался на учебниках по расследованию и искоренению ересей и стал главной «энциклопедией» колдовства, на которую ориентировались в своих демонологических представлениях инквизиторы, клирики и судьи. В «Молоте ведьм», проникнутом предельным антифеминизмом, говорится о том, как демоны и ведьмы совращают людей и побуждают их к заключению договора с дьяволом, как ведьмы справляют свои шабаши и вредят людям.

С этого времени на протяжении двух столетий не иссякал огромный поток демонологической литературы, в которой богословы и юристы всячески обосновывали необходимость охоты на ведьм. Среди авторов ученых трактатов, направленных против ведьм, были и такие известные мыслители и писатели, как, например, Жан Боден (1580 г.), один из создателей теории государственного права, развивавший идеи тираноборчества и веротерпимости. Появлявшиеся время от времени сочинения, в которых высказывались сомнения и выдвигались возражения против разгула гонений на ведьм (таков трактат немецкого иезуита Фридриха Шпее, 1631 г.), не могли остановить или уменьшить размах преследований.

Отношения между нечистой силой и ее слугами моделировались по образцу ленных связей. От сер. XVII в. сохранились два документа, оформлявшие договор между неким французом и дьяволом; эти документы рассматривались в парижском суде. В первом из них, составленном, как в нем записано, в преисподней, этот человек присягал на верность князю тьмы, отрекаясь от Господа и обязуясь быть верным вассалом дьявола. Подписанный там же другой документ подтверждал принятие дьяволом нового подданного и обещал ему всяческие земные блага на срок в 20 лет, после чего грешник поступит в полное его распоряжение.

Кто были жертвы охоты на ведьм? Преимущественно женщины, но во многих случаях и мужчины. Предубеждение против женщин, издавна свойственное духовным лицам и монашеству, которые подчас видели в них орудие в руках дьявола, открывало ворота для прямой враждебности. Образ одинокой старухи, которая находится вне коллектива, и, в силу этого, внушает ему суеверные подозрения (вспомним Бабу Ягу народной сказки),— скорее стилизация, нежели отражение действительного положения дел, ибо обвинения в колдовстве предъявлялись и социально полноценным соседям. Среди т. н. ведьм были и старые, и молодые, и преуспевающие, и бедные. Бургомистру одного немецкого города, обвиненному в колдовстве (нач. XVII в.), удалось тайком из тюрьмы переслать своей дочери письмо, в котором он пишет, что, не выдержав пыток, был вынужден признать предъявленные ему обвинения в maleficia и в служении дьяволу, но умоляет своих ближних не верить этим «откровениям».

Обвинения в колдовстве нередко использовались для расправы с политическими противниками и личными врагами. С точки зрения изучения психологического климата, в котором развертывалась охота на ведьм, особый интерес представляют случаи, когда отдельные женщины и девушки добровольно, еще до предъявления им каких-либо обвинений, заявляли, будто находятся в связи с нечистой силой и служат ей. Видимо, под влиянием широко распространившихся представлений о ведовстве некоторые психически неустойчивые и склонные к фантазиям или попросту ненормальные лица искренне воображали себя ведьмами: таков был, очевидно, один из извращенных способов самоутверждения особ, в остальном ничем не замечательных.

Проверка испанским инквизитором судебного расследования дела о девочках, признавших себя ведьмами (процесс в Загаррамурди, Страна басков, нач. XVII в.), обнаружила их невинность, и они были оправданы. В ряде случаев жертвами процессов над ведьмами стали женщины, малолетние дети или внуки которых, наслушавшись легенд о шабаше, рассказывали, будто участвовали в нем и получили подарки от нечистой силы. Дети также нередко делались жертвами преследований. Гонения на ведьм не шли непрерывно, они то вспыхивали, разрастаясь до угрожающих размеров, то угасали. Установить корреляцию между протеканием этих процессов с другими явлениями духовной и социальной жизни в высшей степени трудно. Интенсивность преследований ведьм была различна как в разные периоды, так и в отдельных странах. В Англии пытка не применялась, и, соответственно, осужденных ведьм было меньше.

Относительно немногочисленны были ведовские процессы в Италии, где папство проявляло в этом отношении осторожность. Напротив, наблюдался разгул преследований ведьм в Германии, Франции и Нидерландах. С одинаковым усердием ведьм преследовали как в католических, так и в протестантских странах. Высказывалось предположение, что гонения на ведьм и на еретиков как бы сменяли друг друга: внимание преследователей и общества время от времени переключалось с одних на других: поиск же внутренних врагов христианства оставался неизменным. Причины перерастания преследований ведьм в общеевропейский процесс огромной важности как в политическом и религиозном, так и в социально-психологическом отношениях остаются спорными для исторической науки.

Часть исследователей склоняется к социологическим объяснениям: они связывают охоту на ведьм с расслоением деревни в XVI—XVII вв., жители которой, ранее оказывавшие материальную помощь бедным, теперь отказывают им в ней, тем самым способствуя их выталкиванию из коллектива и провоцируя их на враждебные действия; среди этих маргинальных элементов, согласно точке зрения К. Томаса, А. Макфарлена и Р. Мюшамбле, прежде всего и появляются так называемые ведьмы. Но подобная интерпретация кажется односторонней, ибо, как мы видели, обвинения в maleficia выдвигались против лиц самого разного социального статуса и имущественного состояния.

Обосновывая свою фольклорную теорию, К. Гинзбург подчеркивает, что религиозные и психологические феномены не могут быть поняты посредством их редуцирования к феноменам социально-экономического плана. Тем не менее едва ли можно не принимать во внимание ту в высшей степени сложную социально-экономическую и политическую ситуацию, которая сложилась в Европе XVI-XVII вв. и порождала психологическую нестабильность, способствовавшую распространению всяческих страхов. Взаимодействие исконной народной веры в существование ведьм с ученой демонологией представляло собой встречу двух религиозно-культурных традиций - фольклорной и ученой. Но эта встреча была во многом роковой для средневековой народной культуры.

Используя суеверия простолюдинов, церковь перетолковала их таким образом, что оказалась способной нанести народной культуре, частью которой являлись магия и миф, мощный удар. В ходе охоты на ведьм народные культурные традиции, праздники и обычаи, по отношению к которым церковь проявляла известную терпимость в предшествовавший период, были демонизированы, оттеснены и частично подавлены. Невозможно установить хотя бы приблизительное число жертв охоты на ведьм. Местные архивы еще недостаточно изучены, к тому же многие протоколы допросов и приговоры были преданы огню вместе с их жертвами. В ряде местностей преследования ведьм достигали такого размаха, что почти вовсе не оставалось женщин, свободных от обвинений. По временам гонения на ведьм приобретали характер массовых психозов.

Гонения на ведьм начинают ослабевать на рубеже XVII и XVIII вв. Причины прекращения преследований также не вполне выяснены. Едва ли удовлетворительно прежнее объяснение, согласно которому «свет Просвещения» развеял «мрак средневековья». По-видимому, постепенно изменилось общественное мнение. Стали сдвигаться границы между естественным и сверхъестественным, возможным и невозможным. Наступило психологическое истощение общества, столь долго терроризируемого борьбой против дьявола и его прислужниц — ведьм. Одним из отдаленных рецидивов демономании явился процесс над группой женщин в Салеме (Массачусетс, Новая Англия), происшедший в 1693 г. Многочисленные секты и союзы ведьм и колдунов, ныне крикливо заявляющие о себе, не имеют никакого отношения к ведьмам средневековья.

Гинзбург К. Образ шабаша ведьм и его истоки // Одиссей. Человеке истории. 1990. М., 1990. С. 132-146; Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М. 1990. С. 308-375: «Ведьма в деревне и перед судом»; Шверхофф Г. От повседневных подозрений к массовым гонениям. Новейшие германские исследования по истории ведовства в начале Нового времени // Одиссей. Человек в истории. 1996. М., 1996. С. 306-330.

Идея связи человека с нечистой силой претерпела на протяжении средневековья значительную эволюцию; вместе с ней менялись и представление о колдунье, и роль женщины в ведовских процессах. Средневековые ведовские процессы - процессы над ведьмами - и сегодня продолжают смущать умы ученых и тех, кто интересуется историей. Сотни тысяч обвиненных в колдовстве или связи с дьяволом были тогда отправлены на костер. В чем причины столь безумной вспышки боязни нечистой силы, ведовства, охватившей Западную Европу в ХV-XVII веках? Они неясны и ныне. Наука практически всегда рассматривает средневековую охоту на ведьм как нечто вторичное, полностью зависящее от внешних обстоятельств - состояния общества, церкви. Для большинства историков (отечественных и зарубежных) охота на ведьм - явление пусть и ужасающее, но вполне отвечающее общему строю суеверного, темного Средневековья. Такая точка зрения весьма популярна и сегодня. А между тем ее легко опровергнуть с помощью хронологии. Большинство ведьм сгорело на кострах инквизиции отнюдь не в начальный период Средних веков. Гонения на колдуний набирало силу в Европе параллельно с развитием гуманизма и научного мировоззрения, то есть в эпоху Возрождения.

Советская историография всегда рассматривала охоту на ведьм как одно из проявлений развернувшейся в XVI-XVII веках феодально-католической реакции. Правда, она не учитывала то, что слуг дьявола вовсю жгли и в протестантских странах: жертвой мог стать каждый, независимо от социального положения и религиозных воззрений. Не избежала подобного взгляда и наиболее популярная ныне социальная теория: охота на ведьм - лишь очень яркий показатель степени обострения внутриобщественных отношений, стремление найти "козлов отпущения", на которых можно возложить ответственность за все проблемы и трудности бытия Дела о колдовстве, возбуждаемые в раннее средневековье светской властью, нередко имели политическую подоплеку. Самый известный колдовской процесс эпохи Меровингов описан Григорием Турским в "Истории франков": в 580 году после смерти сыновей королевы Фредегонды были заподозрены в колдовстве префект Муммол и несколько женщин. Префект признался, что получил от колдуний мазь и напитки, посредством которых были погублены жертвы. В результате сам Муммол был выслан, а женщины, признавшие свою вину, подвергнуты колесованию и сожжению.

В IX веке, в Каролингскую эпоху, сыновья Людовика Благочестивого обвинили вторую жену короля, Юдифь, в том, что она посредством колдовства пыталась повлиять на короля с целью перераспределения наследства в пользу своего сына. Вплоть до XIV века светский суд гораздо суровее, нежели церковный, относился к обвиняемым, поскольку колдовство здесь каралось не как грех, а как преступление, вызвавшее реальный ущерб. В XIV-XV веках ситуация меняется. Колдовство как результат связи человека с дьяволом признается вполне реальным и церковью; теперь такая связь считается преступлением более тяжким, чем собственно ущерб, наносимый ворожбой. Все это приводит к началу массовых репрессий против колдунов и ведьм, причем очевидным является факт преобладания среди обвиняемых женщин. Об особой склонности женщины к колдовству писали различные средневековые авторы. Так, Гильом из Оверни утверждал, что женщины более, чем мужчины, подвержены иллюзиям - они скорее, чем мужчины, верят в то, что можно летать ночью. Наиболее подробное обоснование тезиса об особой предрасположенности женщины к колдовству было дано в "Молоте ведьм" - пособии для инквизиторов, написанном доминиканскими монахами Шпренгером и Инститорисом в 1487 году. Колдовство более распространено среди женщин, чем среди мужчин, считают авторы. Почему же женщины легче отклоняются от веры? Во-первых, женщина от природы неразумна и легковерна, что является основой для чародейства (в качестве доказательства приводили и уже упоминавшееся этимологическое объяснение Исидора Севильского слова femina); во-вторых, из-за влажности своего сложения женщина более подвержена влиянию духов; в-третьих, она ненасытна в плотских наслаждениях и потому вынуждена прибегать к помощи дьявола, чтобы утолить свою страсть; в-четвертых, женщина болтлива и передает свои заблуждения другим женщинам; в-пятых, силы женщины невелики и потому она жаждет отмщения с помощью чародейства. Наконец, это доказывает и порядок сотворения мужчины и женщины: "Уже при сотворении... она была взята из кривого ребра, а именно - из грудного ребра, которое как бы отклоняется от мужчины" Средневековая схоластика с ее страстью к дефинициям создает теологическое определение ведьмы.

Сначала появляется булла папы ИннокентияVIII "Summis desiderantes" (1484), которую стали называть ведовской буллой; затем содержащееся в ней определение ведьмы уточняется в трактате Шпренгера и Инститориса. Ведьмой называли женщину, которая состояла в связи с дьяволом, выполняла сатанинские ритуалы, отмечала черную мессу и в результате действий которой людям наносился ущерб. Никто из авторов, рассказывающих об охоте на ведьм, не обошел вниманием все этапы ведовского процесса: арест ведьмы, расследование преступлений, вынесение приговора и казнь. Пожалуй, наибольшее внимание уделяется разнообразным пыткам, приносившим почти стопроцентное признание во всех самых гнусных и чудовищных обвинениях. Однако обратим внимание на значительно менее известную процедуру, которая предшествовала пытке и по сути служила главным доказательством вины. Речь идет о поиске на теле ведьмы или колдуна так называемой "печати дьявола". Ее искали, сначала просто осматривая тело подозреваемого, а затем нанося уколы специальной иглой. Судья и палачи старались найти на обвиняемом места, отличающиеся от остальной поверхности кожи: пятна беловатого цвета, язвочки, небольшие вздутия, обладающие, как правило, настолько пониженной болевой чувствительностью, что они не ощущали укола иглы.

В самом существовании на теле человека каких-то пятен или отметин нет ничего странного и чудесного. Но если признать, что рассказы о ведьминых знаках имеют под собой реальную основу, то следует задать вопрос: а что представляли собой эти отметины? Есть два основных вида таинственных знаков - дьявольское пятно и ведьмин знак. Последний представлял собой своеобразный бугорок или вырост на теле человека и, по мнению демонологов, использовался ведьмами для кормления различных духов собственной кровью. Клеймо же дьявола можно скорее сравнить с родимым пятном. И все же главный признак, по которому в Средневековье отличали дьявольское пятно, - его нечувствительность к боли. Поэтому при осмотре потенциальной ведьмы подозрительные пятна обязательно прокалывали иглой. И если на укол не следовала реакция, обвинение считалось доказанным. Отрешимся от фантастических деталей, вроде пылающего злобой дьявола, клеймящего собственной рукой (или иной конечностью) своих приверженцев, а признаем наличие на теле человека каких-либо специфических отметин. Но ведь описание "ведьминых знаков" очень напоминает какое-то кожное заболевание. Действительно, почему бы не предположить, что подавляющая часть людей, обвиненных в ведовстве, имела общую для всех болезнь? И только одно заболевание подходит под все приведенные выше симптомы. Это лепра, или проказа, - и сегодня один из самых страшных недугов, а в Средневековье - настоящий бич Божий. Итак, с большой долей уверенности можно утверждать, что практически все колдуны и ведьмы, осужденные на смерть, были в той или иной стадии поражены проказой. Сам собой напрашивается и следующий вывод: в основе гонения на ведьм лежало стремление средневекового общества обезопасить себя от страшного заболевания, распространение которого в XV-XVII веках достигло своего апогея. Уничтожая прокаженных (мера, бесспорно, жестокая), Европа к концу ХVII века в какой-то степени справилась с эпидемией проказы. Верили ли сами судьи в то, что отправляют на костер именно дьяволово отродье, а не больных и отверженных людей? На этот вопрос пока нет абсолютно уверенного ответа.

Однако вполне вероятно, что в Средние века люди достаточно хорошо знали симптомы проказы, и, по крайней мере, привилегированная, образованная прослойка государственных и церковных деятелей осознавала, что ведет борьбу не со слугами сатаны, а с заразной болезнью. Ведь неслучайно огромная роль в проведении ведовских процессов принадлежала врачам. По замечанию одного из современных исследователей, врачи "принимали достаточно активное профессиональное участие в процессах над ведьмами. В их обязанности входило диагностирование болезней, возникавших в "результате колдовства", и медицинское обслуживание пытки. Зачастую их заключение решало участь несчастной ведьмы".

И, тем не менее, видя в охоте на ведьм и колдунов лишь карантинную меру, а в судьях и палачах - борцов с опасным недугом, мы излишне модернизируем явление более чем пятивековой давности. Проказа в то время могла рассматриваться и, вероятно, рассматривалась как признак одержимости дьявольской силой, и именно поэтому носителям этой болезни объявили беспощадную войну на уничтожение. Эта сторона дела заслуживает тщательного изучения. Первой жертвой обвинения в сожительстве с дьяволом, в результате чего родилось чудище с волчьей головой и хвостом дракона, считается тулузская аристократка Анжела Ламбарт. С того времени, когда практика колдовства была определена как ересь и утвердилась идея связи ведьмы и дьявола, количество ведовских процессов начало быстро расти. Наибольшее распространение они получили в тех регионах, где бушевали преследования еретиков.

Тот, кто понял, что любая точка зрения есть не более чем «случайность», кто научился видеть наравне с глупостью других свою собственную глупость, уже не может слишком серьезно относиться к себе. В страшной, обжигающей комедии Фланнери О"Коннор взрыв пророческого смеха сокрушает все утешительные иллюзии этого мира. Ведовство - это человеческая комедия, пророчествующая об извечной, неотъемлемой глупости человека.

Поэтому исследование ведовства имеет фундаменталное значение для понимания человека. Оно проливает свет на теологию. Оно обогащает наши знания об индивидуальной и социальной психологии. Особую важность оно приобретает в контексте истории и социологии идей, в контексте изучения народных верований, истории социального протеста, истории церкви и гонений со стороны церкви.

Джеффри Бартон Рассел – Колдовство и ведьмы в Средние века

Санкт-Петербург: Издательская группа «Евразия», 2001 г. - 480 с.

ISBN 5-8071-0088-3

Джеффри Бартон Рассел – Колдовство и ведьмы в Средние века – Содержание

От издательства

Благодарности

  • Глава I. Определение ведовства
  • Глава II. Ведовство в истории
  • Глава III. Трансформация язычества с 300 по 700 гг
  • Глава IV. Народное ведовство и ересь с 700 по 1140 гг
  • Глава V. Демонология, катарская ересь и ведовство с 1140 по 1230 гг
    • Демонология
    • Интеллектуальные и народные основы ведовства
    • Ведовство и ересь, с 1140 по 1230 гг
  • Глава VI. Антиномизм, схоластика и инквизиция с 1230 по 1300 гг
    • Народная культура
    • Ересь
    • Схоластика
    • Репрессии и инквизиция
    • Ведьмы и ересь
  • Глава VII. Ведьмы и мятеж в средневековом обществе, с 1300 по 1360 гг
    • Интеллектуальная и юридическая оценка ведовства
    • Bonae res и дикие скачки
    • Ересь и ведовство
    • Политические процессы над ведьмами
  • Глава VIII. Начало охоты на ведьм, с 1360 по 1427 гг
    • Борьба с ведьмами
    • Незначительные эпизоды в истории ведовства с 1360 по 1427 гг
    • Основные ведовские процессы, не связанные с другими ересями
    • Ересь и ведовство
  • Глава IX. Формирование классического образа ведьмы, с 1427 по 1486 гг
    • Борьба с ведьмами
    • Ересь и ведовство в XV веке
    • Ведовские процессы, 1427-1486 гг
    • Пьер Валлен и Мария-врачевательница
    • Политические процессы
  • Глава X. Ведовство и средневековое мировоззрение

Примечания

Библиография

Указатели

Джеффри Бартон Рассел – Колдовство и ведьмы в Средние века – Определение ведовства

В эпоху Средневековья социально-религиозные формы протеста были направлены против церкви. В истории христианства ведовство является лишь эпизодом в долгой борьбе между властью и порядком с одной стороны и пророчеством, и бунтом с другой. Развитие средневекового ведовства тесно связано с развитием ереси, с борьбой за право выражения религиозных чувств вне рамок, установленных церковью. Иногда во главе этой борьбы стояли фанатики: их убежденность в собственной правоте позволяла им оправдать любые, даже самые крайние, эксцессы - главное, чтобы последние наносили вред общественному устройству.

Поскольку всякий вызов власти церкви по средневековым понятиям являл собой угрозу общественному порядку и трактовался как вызов самому Богу, то общество, естественно, реагировало на ересь и колдовство репрессивными мерами. Члены епископальных, светских и инквизиционных судов считали себя защитниками Бога. В большинстве своем эти люди были движимы не корыстью, их даже нельзя назвать безнравственными людьми. Скорее, они пошли на поводу неиссякаемой человеческой слабости - склонности к самообману - и были захвачены священническим лицемерием. Пожалуй, самым справедливым обвинением в их адрес будет обвинение в «ложной преданности - готовности поступиться правом выбора во имя вымышленной необходимости». Так ли уж странно, что люди мучили и убивали друг друга во славу Князя мира, если в Дрездене и Май Ле одни люди мучили и убивали других во имя демократии и свободы? Жестокость непростительна ни в бунтовщике, ни в инквизиторе. Понять не значит простить. Терпимость, доведенная до попустительства, до готовности терпеть разрушение процессов, которые служат гарантией терпимости, невыносима. Но наша задача не в том, чтобы осудить фанатика или инквизитора, - мы должны распознать их в своей собственной душе, сколь бы страшно это ни было для нас.

В те времена, когда церковь и общество были неотделимы друг от друга, колдуны и ведьмы являли собой олицетворение протеста. Современные представления о ведьме как о беззубой старой карге в остроконечном колпаке, с черным котом и помелом, несомненно, уходят корнями в прошлое, но этот карикатурный образ не имеет большой исторической ценности. Однако найти лучшее определение совсем непросто. Вряд ли нам следует здесь стремиться к точности, ведь любое определение - это плод человеческих измышлений, и оно не обязательно совпадает с объективной реальностью, но мы вправе требовать, чтобы определение было адекватным. Самым разумным подходом к определению феномена ведовства представляется признание его как феномена человеческого восприятия. В этом случае мы получим не статичное, а динамичное определение, ибо сам термин «ведовство» в разные времена и применительно к разным культурам использовался для обозначения очень широкого круга явлений, что сделало его крайне размытым.

Несмотря на распространённое мнение, в Средние века "за колдовство" массово не казнили, это случилось позже, в Новое время и в протестантских странах: американский историк Уильям Т. Уолш пишет: "В Британии было сожжено за ведовство 30 000 человек; в протестантской Германии - 100 000". Жестокой смерти предавали обвиненных в ведовстве и в Шотландии. Карл Китинг приводит такую цитату: "Общеизвестно, что вера в справедливость наказания ереси смертью была столь широко распространена среди реформаторов XVI столетия - Лютера, Цвингли, Кальвина и их последователей".

Средневековая инквизиция (от лат. - исследование) занималась ересями - катары, альбигойцы, "пастушки", и это были не невинные овечки, а самые настоящие деструктивные секты, которые грабили, жгли, убивали (в первую очередь, евреев). А в колдовстве обвиняли друг друга крестьяне и горожане - как советские граждане при Сталине, из зависти, из мести, от злобы, ради выгоды. Так поступил и Филипп Красивый в отношении ордена тамплиеров (которых приговорил к сожжению не церковный суд, а королевский - и это не исключение из правил, ведь светская власть никогда не отдавала власти церковной такого оружия как смертные приговоры).

Доктор Джеймс Хичкок, профессор истории университета Сент-Луиса, пишет: "Современная историография инквизиции, созданная по большей части некатолическими авторами, создала внимательный, относительно точный и, в общем, довольно умеренный её образ. Среди важных трудов в этой области можно назвать "Инквизицию" Эдварда Петерса, "Римскую Инквизицию и Венецию" Пола Ф. Грендлера, "Преследование ереси" Джона Теденчи и "Испанскую Инквизицию" Генри Кэмена.

Вот выводы, к которым они приходят:

    Инквизиторы обычно были профессиональными легистами и бюрократами, строго руководствовавшимися установленными процедурными правилами, а не какими-либо личными чувствами.

    Правила эти сами по себе не были несправедливы. Они требовали наличия доказательств, позволяли обвиняемому защищаться и изымали из употребления сомнительные свидетельства. Таким образом, в большинстве случаев вердикт трибунала был справедлив, то есть соответствовал доказательствам.

    Многие дела прекращались на той или иной стадии, поскольку инквизиторы убеждались в несостоятельности доказательств.

    Пытки использовались лишь в незначительном числе случаев и дозволялись лишь в случаях, когда наличествовали убедительные доказательства того, что обвиняемый лжет. В ряде случаев (например, в исследованиях, проведенных Карло Гинзбургом в итальянской местности Флиулия) свидетельств о применении пыток нет вовсе.

    Лишь небольшой процент осужденных подвергался смертной казни (в каждом конкретном регионе он колебался в пределах не более двух или трех на сотню). Гораздо чаще приговор состоял в пожизненном заключении, нередко смягчавшемся по прошествии нескольких лет. Наиболее распространенным наказанием было публичное покаяние в той или иной форме.

    Особенно преувеличивается число жертв "кошмарной" испанской Инквизиции. Она преследовала не миллионы людей, как часто приходится слышать, а примерно 44 тысячи (с 1540 по 1700 гг.), из которых казнено было менее двух процентов.

    Знаменитый случай Жанны д"Арк связан с многочисленными нарушениями процедуры, а сам процесс был подстроен ее политическими врагами, англичанами. Когда несколько лет спустя был проведен повторный, без нарушений, процесс, инквизиторы посмертно оправдали её (я писал об этом: ).

    Хотя Инквизиция действительно преследовала ведьм, точно так же поступало и практически любое светское правительство. К концу XVI в. римские инквизиторы начали выражать серьезные сомнения в большинстве случаев обвинения в ведовстве".

Профессор Томас Мэдден цитирует письмо Папы Сикста IV от 18.04.1482 епископам Испании: "Многие верные и истинные христиане по доносу врагов, соперников, рабов и прочих низших и даже недостойных лиц были без всякого законного доказательства брошены в мирские тюрьмы, подвергнуты пыткам и осуждены как повторно впавшие в ересь, лишены своего добра и собственности и переданы светским органам на казнь, что вызвало опасность для душ, подало пагубный пример и вызвало во многих омерзение". И далее пишет: "...то было время, когда в Лондоне каралось смертью повреждение кустов в публичном саду. Казни были повседневными событиями по всей Европе. Но с испанской Инквизицией дело обстояло иначе. За 350 лет ее существования она отправила на костер всего около 4 тысяч человек. Сравните это с охотой на ведьм, бушевавшей по остальной католической и протестантской Европе, когда сожжено было 60 тысяч человек, преимущественно женщин. Испания была избавлена от этой истерии ровно потому, что на границе страны ее остановила испанская Инквизиция. Когда на севере Испании появились первые обвинения в ведовстве, Инквизиция направила туда своих людей для расследования. Эти образованные легисты не нашли достоверных доказательств существования ведьмовских шабашей, черной магии или жареных младенцев. Было также замечено, что те, кто признавался в ведовстве, удивительным образом оказывались неспособны пролететь через замочную скважину. В те годы, когда европейцы радостно бросали женщин на костры, испанская Инквизиция захлопнула дверь перед этим безумием. (Кстати, Римская Инквизиция тоже не позволила ведьмовским фантазиям заразить Италию)".

Итак, мы видим, что не было разницы в осуждении еретиков и "колдунов", и полное гендерное равноправие. Обвинения предъявлялись самые разные, их изучали следователи тех времён (не идеальные, но и не маньяки). "Магическое сообщество" действительно преследовали и казнили через сожжение на костре, но в Средние века больше занимались борьбой с деструктивными культами, а "охота на ведьм" началась в регионах, где победоносно прошла Реформация.


Магия Средневековья, вероятно, наиболее известна в контексте церковной борьбы с ней, проводимой инквизицией. Так, в начале XVI столетия эдиктом Великого инквизитора Альфонсо Манрикеса любой католик обязан донести инквизиции на всякого человека, который имеет духов-помощников, заклинает демонов любыми словами или магическими кругами, применяет астрологию для предсказаний будущего, владеет зеркалами или кольцами для заклинания духов, гримуарами или другими книгами по магии.

Ряд исследователей начала XX века (такие как Йозеф Хансен и Генри Чарльз Ли) и вовсе придерживались мнения, что сама идея средневековой магии была создана инквизиторами; все рассказы о шабашах ведьм, сатанистских обрядах, оргиях и преступлениях рассматривались либо как продукт воображения невротиков, либо как признания, сделанные во время судебных процессов, в особенности под пыткой.

Но сейчас мы знаем, что черная магия не была выдумана инквизицией. Инквизиция просто приравнивала ее к ереси и действовала по отношению к ней соответствующим образом, истребляя так называемых ведьм с той же беспощадностью, какую она проявляла к еретикам. То, что черная магия не могла быть выдумкой инквизиции, было совершенно очевидно любому историку религий, знакомому с неевропейскими, в особенности с индо-тибетскими источниками... Все характерные черты, которые ассоциируются с европейскими ведьмами и колдунами, - за исключением образов Сатаны и шабаша ведьм, - можно наблюдать также у индо-тибетских йогов и магов.

В 1921 году Маргарет Мюррей в работе «Культ ведьм в Западной Европе» сформулировала гипотезу о том, что чёрная магия в действительности представляла собой особую ведьмовскую религию - архаическую религию плодородия, имевшую основы в языческих культах римского (Диана, Дианус) и кельтского (Цернунн-Рогатый бог) происхождения.

То, что поклонники расценили так называемого «дьявола» как действительно Бога, ясно замечено в свидетельстве, даже когда оно написано их фанатичными врагами. Не в одном случае это отмечено, что ведьма «отказалась называть его дьяволом», и во многих случаях обвиняемый «явно назвал его Богом».

Однако эта позиция вызвала осуждение и профессиональных историков религии (таких, как Элиот Роуз или Мирча Элиаде) и апологетов традиционных магических практик (например, известного историка оккультизма Ричарда Кавендиша) и в настоящий момент официальной наукой отвергнута. Как писал Элиаде, «трудно понять, как Мюррей удалось превратить культ плодородия в тайное общество, преследующее исключительно разрушительные цели, ибо, в действительности, средневековые колдуны и ведьмы славились своей способностью вызывать засуху, бури, эпидемии, бесплодие и в конечном итоге гибель».

Несмотря на это, концепции Маргарет Мюррей сильно повлияли на развитие одного из языческих направлений XX века, Викки. Так же нельзя отрицать, что важными элементами ведьмовства Средневековья были культы плодородия (это подтверждается и иными источниками - например, Молотом ведьм Инститориса и Шпренгера).

М. Элиаде видел в оргиастических обрядах европейских ведьм «решительный протест против современной религиозной и социальной обстановки» и предполагал, что «дьявольские элементы ведьмовских оргий» либо не существовали, а насильно навязывались во время судебных процессов, либо действия, описываемые как сатанинские, действительно совершались, но «выражали протест против христианских институтов», хотя и оговаривает, что «нельзя также забывать о неодолимой привлекательности зла для определенных типов личности».

Магия эпохи еврейского происхождения

Начало эпохи Возрождения и Нового времени не могло не сказаться на развитии магии. Процесс этот был двусторонним. С одной стороны, имел место процесс «расколдовывания мира» (то есть процесс постепенного вытеснения мифа рациональным мышлением). С другой стороны, культурные апелляции к античности (в том числе и к античной религиозности) и переводы на доступные европейцам языки древних текстов спровоцировали всплеск интереса к оккультизму.

Доктор Джон Ди и Эдвард Келли призывают духа.

Среди прочих мыслителей того времени, интересовавшихся оккультизмом, следует отметить нескольких, чьи воззрения сильно повлияли на дальнейшее развитие европейской магической традиции. Это известный философ-платоник Джованни Пико делла Мирандола, мистик Агриппа Неттесгеймский, математик и алхимик Джон Ди, философ-неоплатоник Джордано Бруно, врач и алхимик герметико-кабалистической традицииПарацельс, астролог и утопист Томмазо Кампанелла.

В своих сочинениях Джованни Пико делла Мирандола выдвинул тезис, укрепивший позицию восприятия магии в христианском ключе, и повлёкший за собой возбуждение интереса к магии среди христианских ученых, богословов и иных деятелей той эпохи. Этот тезис гласит:

Никакая иная наука не удостоверяет нас так в божественности Христа, как магия и каббала.

Пико и его сочинения оказали, и продолжают оказывать существенное влияние на развитие интереса к каббале и магии в образованных кругах европейских мистиков.

Ещё в Средневековье популярность приобретает «христианская каббала». В сочетании с идеями неоплатонизма, герметизма и гностицизма, она подробно освящается в трудах многих гуманистических мыслителей. Император Рудольф II создал в Праге своеобразный центр оккультной мысли своего времени- при его дворе бывали Джон Ди и его медиум Эдвард Келли, был принят крупнейший каббалист раввин Лев бен Бецалель, по одной из версий легенды императора посещал и доктор Иоганн Фауст.

Примечательно, что оккультные взгляды в то время легко сочетались с занятиями тем, что сегодняшним читателем понимается как академическая наука: помимо уже упомянутых, дань магии, астрологии или алхимии отдали Исаак Ньютон и Тихо Браге.

Магия в 17, 18 и 19 веках

Известный исследователь вопроса, профессор Гарвардского университета, зав. кафедрой английского языка и литературы Дж. Л. Киттредж считал:

Вера в колдовство является всеобщим наследием человечества. В XVII веке вера в колдовство была повсеместной, верить в существование колдовства было для человека той эпохи то же самое, что для современного - вера в распространение болезней через микробы. В той же степени вера или неверие в колдовство характеризовали рациональное и духовное начала конкретного человека. Позиции тех, кто верил в колдовство были логически теологически лучше подкреплены, чем позиции тех, кто не верил и предать ведьму смерти было сродни проявлению инстинкта самосохранения. Вина за охоту на ведьм должна быть возложена на все сообщество, где она имела место. Многие из тех, кто был казнен за колдовство, действительно считали себя виновными или имели преступные намерения, а многие из тех, кто лично себя виновным не признавал, в само колдовство верил

Однако по мере распространения научной картины мира магия отступает на второй план вместе с другими оккультными учениями. Её история в XVIII и первой половине XIX века тесно связана с именами таких деятелей-авантюристов, как граф Сен-Жермен, Алессандро Калиостро, Фридрих Месмер.

Другой стороной развития магии стал интерес к ней в различных тайных обществах - прежде всего среди некоторых лож масонов, в особенности в ложах так называемого «египетского масонства» уставов Мемфис и Мицраим, предтечей которых послужил алхимический и оккультный обряд Arcanum Arcanorum графа Алессандро Калиостро, слившихся позднее в один устав «Мемфис-Мицраим», в который степени Arcanum Arcanorum были включены в качестве высших градусов устава, образовав так называемый «внутренний круг». В то же время оккультная мысль, высшая магия и теургия развивались среди розенкрейцеров и мартинистов, особенное развитие получив в Ордене Рыцарей-Масонов, Избранных Коэнов Вселенной Дома Мартинеса де Паскуалли.

Европейский оккультизм конца 19 начало 20 века

Данный период времени характеризуется повышенным интересом к различным формам мистико-магических традиций и попытками синтезировать их в единую концепцию. Предтечей этого направления можно считать Элифаса Леви, а основоположниками течения - Орден «Золотой Зари» для английской ветви, и Орден Мартинистов Папюса - для континентальной. Члены обеих ветвей стремились к аккумулированию традиционного европейско-античного опыта (включая розенкрейцерство, масонство, алхимию, каббалу, гримуарную традицию, таро, и, в широком смысле, египетское и греческое наследие), однако Орден Золотой Зари пошел по эклектическому пути смешения европейского оккультизма с индийскими практикамийоги, и аккумулировал знания под эгидой более языческой, тогда как Орден Мартинистов Папюса - синтезировал знания под эгидой христианского мистицизма и теургических практик. «Высшие» магические традиции того времени склонялись к использованию церемониальной магии.

Западные течения магии конца 20 века

С середины XX века на Западе начинается отход от сложных синтетических систем к более простым концепциям. Характерные примеры - New Age и Викка. Викка строится на поклонении неким обобщённым божествам «Богини-матери» и «Рогатого Бога», якобы существовавшим в друидской традиции дохристианской Европы. Крайним примером «упрощения» оккультного знания становится дискордианство, вообще отрицающие необходимость каких бы то ни было магических систем.

Параллельно с этим, усиливается интерес к экзотическим традициям, таким как Бон, Дзогчен, различные формы Вуду (сантерия, кандомбле), радикальные индийские культы капаликови натхов.

В XXI в. заинтересовалось магией и российское государство, приняв изменения в Закон «О рекламе», в которых указало, что служители оккультных наук без диплома не имеют право рекламировать свои способности. При этом в законе так и не определили понятие «оккультно-мистические» услуги.